Помоги, Господи, моему неверию
Помоги, Господи, моему неверию
Людей, приходящих в храм, принято называть верующими. Верующий — значит имеет веру. А потому можно начинать строительство: Господи, дай мне смирение, терпение, любовь… Только отчего дом души по-прежнему в руинах, а лепестки добродетелей осыпаются, даже не успев распуститься? В чём же дело?
Общечеловеческий опыт гласит, что меньше всего люди знают о самом привычном. Привычное кажется понятным; обманчивая понятность застилает глаза и препятствует копанию вглубь. Как ни обидно, за миражами понятности мы прячем от самих себя сокровища, без которых жизнь ― не жизнь. Воздух, солнце, радость, любовь, мужество, доброта, дружба… В моём списке «само-собой-разумеется» всегда была вера.
Ведь верить ― это же как дышать.
Если душа хоть раз чувствовала огонь Пасхи, если ты видел пробуждение дерева весной, слышал пение птиц в лесу, чувствовал силу морской волны, наблюдал акварели заката, читал сказки в кудрях облаков, смотрел в глаза ребёнка; если Господь коснулся сердца ― не верить трудно.
Проявления Бога в мире наполняют человека радостью. Искренней, настоящей, счастливой ― такой, что ты, без тени сомнения, признаёшься самому себе почти по-декартовски: «Я радуюсь — значит, я верю».
Сомнения приходят, когда обнаруживаешь, что радость, кажущаяся вечной, как-то слишком легко омрачается очередным неожиданным житейским поворотом, бытовыми неурядицами, ремонтом соседей с верхнего этажа, да мало ли чем ещё… Отцы говорят, что вера ― корень всех добродетелей. Почему же тогда так неимоверно трудно сподвигнуть себя на что-либо хорошее? Почему так тяжело уступить, смолчать, простить, помолиться нерассеянно? Я же верю!
Вопросы пробивают асфальт беспечности, и душа идёт трещинами. Так бывает, если время растёт в тебе, а ты не растёшь. Так бывает, если зерно радости о Боге, брошенное Господом в душу, принять за плод. Трещины ноют и болят, но даже в этом ― не чудо ли?! ― есть утешение: говорят, что боль ― признак роста.
Когда Христос в последнюю ночь перед Своими страданиями беседовал с учениками, он сказал: «Вы други Мои». Сам Господь назвал нас друзьями ― и можно ли что-то ещё добавить о сути веры в Него?
В Символе веры, который мы читаем каждое утро и поём на каждой Литургии, не сказано «Верую, что Бог существует», но ― «Верую во единого Бога». Можно сколько угодно верить, что кто-то или что-то существует, но не впускать эту веру в свою жизнь. А сказать «я верю в тебя» можно только близкому человеку. Когда я говорю другу «я верю в тебя», я выражаю мою обращённость к нему, мою надежду на него и моё полное доверие ему.
Вера в Бога — это мои личные отношения с Ним. Бог — Личность, а значит, для общения с Ним нужно самому стать личностью. Так дела, без которых «вера мертва», становятся неизбежностью. Самый короткий путь — и единственно верный — отыскать в себе личность, открыть образ Божий в себе — это жить по Евангелию.
И потом, если я доверяю Богу как Другу, как могу не смиряться перед Его Промыслом? Как могу делать то, что Его огорчает? Как могу не любить тех, кого Он любит?
Больше всего в жизни человек нуждается в уверенности. Важно знать, что утром будет светло, что весной Пасха, что дома ждут. В этой острой потребности угадывается одно: мы созданы с верой в душе. И только теряя веру, мы подменяем её своей близорукой убеждённостью в вещах весьма шатких ― чтобы хоть как-то держаться на плаву.
Есть такой анекдот-притча. Человек висит над пропастью, уцепившись за корягу, и кричит к Богу что есть силы: «Господи, спаси меня!» ― «Отпусти корягу, ― говорит Господь, ― Я спасу тебя» ― «Господи, да я что, сумасшедший?!»
Мы держимся за корягу земных привязанностей, забывая о её хрупкости, обливаясь по`том и стеная о своих проблемах. Мудрость мира сего не хочет отступиться от своей гордости, даже изнемогая от себя самой. А всё, что нам нужно, ― это разжать затёкшие пальцы и довериться Богу.
«Вера в Бога состоит в том, что если кто предаёт себя Богу, то уже не имеет власти над собою, но подчиняет себя Его владычеству до последнего издыхания». Это сказал преподобный Иоанн Пророк, палестинский святой VI века.
Я не знаю пока, как это ― верить. Но очень хочу научиться.