Схиигумения Серафима (Новомодная)

Ранним утром 2 июля 2011 года на 93-м году жизни преставилась ко Господу многолетняя настоятельница Козельщинского Рождество-Богородичного монастыря матушка Серафима (Новомодная). Ушла из жизни яркая представительница боголюбивого рода Новомодных, неусыпная труженица на Божьей ниве, старица великой молитвенной жизни. Угасла свеча схиигуменской молитвы, монастырь осиротел…

«Я вспоминаю далёкий тихий летний вечер. Солнышко опускалось за деревьями, от реки Псла веяло тишиной и свежестью. От Скитской Церкви-корпуса в поле продвигалась небольшая группа людей: пожилой мужчина селянского типа, двое молодых женщин лет по 25-ть и девочка лет шести. Сверкая голубыми глазами, девочка что-то им оживлённо рассказывала, держась руками за их руки. Следом шло почти все население скита. Степенная начальница скита матушка Гавриила, сухощавая старушка, и несколько певчих молодых, ещё рясофорных послушниц. Они окликнули девочку. Я не слыхала, о чем шли у них разговоры. Но вот из-за дальних деревьев показался служащий в скиту архимандрит отец Александр ещё с одной из своих монахинь из скита. Шли они, видно, с поезда, и обе группы вышли их встречать. Отца Александра уважали и любили все дальние и ближние прихожане. Посему и я двинулась вслед за встречающими. Вдруг я от неожиданности остановилась. Чей-то уверенный, твёрдый не голосок, а голос запел Архиерейское «Достойно есть…». С изумлением я увидела, что поёт маленькая девочка. Я подошла ближе. Все стояли вокруг молча, а ребёнок с далеко не детским выражением лица и не детским голосом выводил ноту за нотой… «Что с тебя будет?!» — невольно воскликнула я в душе своей. Как оказалось, девочка была сестрой живущей в скиту послушницы Нилы Новомодней, певшей на клиросе дисконтом. Мужчина был их отец, а девушки — сестры. Они же и учили маленькую Нилу петь. Отец в память об отшедшей в монастырь Неониле назвал неожиданно Богом посланное в старости дитя именем ушедшей дочери. Вскоре я уехала в свой монастырь и потеряла их из вида», — так описывала в «Летописи личного порядка» своё первое знакомство с Нилой Новомодней (позже — схиигуменией Серафимой) монахиня Антония (Жертовская) — бывшая насельница Густынского Свято-Троицкого, а затем Полтавского Крестовоздвиженского монастырей (ныне покойная, похоронена на территории Крестовоздвиженской обители).

Скит, о котором идёт речь в цитате, — это так называемый «Обиток», ранее принадлежащий Козельщинскому Рождество-Богородичному монастырю. В 1929 году последний был закрыт, поруган и осквернён. В соборном храме обители устроили вначале театр, затем клуб. Церковную утварь частично растащили, а оставшуюся превратили в мусорную свалку. Иконостас — непревзойдённый шедевр из белого каракского мрамора работы школы итальянского мастера Л. Менционе, разбили ломами на части, из которых выкладывали дорожки и фундаменты домов. Венецианскую мозаику и ониксовые вставки, украшающие иконостасный ряд, разрушили и разворовали. Изысканной кладки мозаичний пол, под которым находилась амосовская система отопления, был повреждён топорами, разбит подводами и тракторами.

Позже в Рождество-Богородичной святыне обустроили колхозную камору, а в канун Великой Отечественной войны — лагерь для «врагов народа». В многочисленных монастырских корпусах расположились: зоотехническая школа, амбулатория, больница, электростанция, столовая, потребительское общество, общежитие для служащих.

Однако в первые годы после закрытия святыни лампада монашеской молитвы и сестринское служение Богу не угасало. До начала 30-х монастырская жизнь теплились в скиту «Обитке», опекаемом игуменией Олимпиадой ІІ (Вербецкой, ныне преподобномученица) и находящемся под духовным попечительством благочинного Козельщинского округа отца Александра (Петровского, ныне священномученик). Сей укромный скитской уголок находился близ селения Потоки Кременчугского района и в коварные 30-е годы служил духовным прибежищем для осиротевших насельниц, а также всего православного люда с близлежащих селений. В этом Божьем уделе во время вездесущей безбожной анархии суждено было распуститься чистому христианскому цветку — будущей Христовой невесте Серафиме. Тяжёлые камни атеизма и безжалостные ветра гонений не смогли погубить столь нежной поросли, уготованной в земном бытии для Христовой нивы, а в вечности — для небожительства. Невзирая на все тяготы и испытания безверного ХХ века, сей Божий цветок распустился во всей своей красоте и достиг в нашем бренном мире наивысшего христианского совершенства — Великой Ангельской схимы.

«И будет яко древо, насажденное при исходищих вод, еже плод свой даст во время свое, и еже лист его не отпадет» (Пс. 1, 1)

Схиигумения Серафима (Неонила Иадоровна Новомодная, согласно паспорту — Новомодняя) родилась 23 сентября 1918 года в селении Демьяновка Оболонской волости Хорольского уезда Полтавской губернии (ныне входит в состав Семеновского района той же области). Происходила она из рода хозяйственных и зажиточных крестьян. Семейство было весьма большое: отец Иадор и мать Татьяна имели восьмерых детей — сына и семь дочерей.

По своему внутреннему укладу это была простая патриархальная семья — семья, которая служила в прежние времена краеугольным камнем святорусского бытия. В то время, когда семейные ценности обладали ещё непререкаемым авторитетом, родовые ячейки, как составные всего православного государства, являлись своеобразным ковчегом спасения, исполненным благодати и приводящим человека в Царствие Небесное. Христианская семья служила тогда определяющим фактором нашей цивилизации, национального самосознания и зиждилась на своеобразном кодексе морально-этических норм, основным принципом которых было уважение и почитание старших, любовь к Богу и ближнему.

Истовое трудолюбие, христианская благотворительность, всегдашнее послушание воле Божией и исключительная ревность о Господе были главным и единственным «вектором» существования рода Новомодных. Хозяйство у них было в наилучшем порядке, они мерно провождали свою жизнь, подвизаясь совокупно и единодушно в крестьянских заботах, молитвах и подвигах благочестия. Главный тон религиозной жизнедеятельности семейства задавал её глава — он был человеком искренним и предельно честным, наизусть знал Псалтырь, строго и благоговейно исполнял молитвенное правило, любое дело творил со страхом Божиим.

Старшим ребёнком в семье Новомодных была дочь Неонила (1898, по другим данным — 1897 года рождения). В юном возрасте девица сильно заболела и крайне изнемогла. По всему было видно: ей уготовано покинуть земную жизнь. Мать горько плакала и уже пекла хлеб на похороны, но вскоре случилось непредвиденное. Находясь в забытье, девушка увидала, как к ней в комнату вошла молодая женщина необычайной красоты. Все вокруг заблагоухало. «Нила, что ты лежишь? Ты хочешь быть здоровой?», — спросила неожиданная гостья. — «Да», — прошептала больная. — «А пойдёшь в монастырь, коль выздоровеешь?». — «Да», — утвердительно ответила девица. — «Так ты уже здорова!» — услышала Неонила.

Молодую особу охватила несказанная радость, она почувствовала мгновенный прилив сил — и быстро поправилась, чем несказанно удивила всех родных. Затем, в канун Святой Троицы, собрала девица незаметно вещи и уехала вместе с тёткой и сестрой на богомолье в Козельщинский монастырь, возымев тайную мысль и дав в душе обет стать невестой Христовой и остаться в обители навсегда. Но её желание исполнилось не сразу, поскольку такое решение Неонилы сильно опечалило отца. Он скорбел о дочери и однажды приехал за ней в обитель, забрал её вещи и потребовал, чтобы та вернулась домой, так как матери трудно справляться с малолетними детьми. Но дочь не покорилась.

Мать же смирилась со сложившейся ситуацией и кротко убеждала мужа не скорбеть о том, что Нила хочет покинуть мир, и не ставить отцовскую привязанность к дочери выше любви ко Господу, ради которой христианин должен был быть готов на любое самопожертвование. Тем временем настоятельница обители, узнав, что Новомодняя решила поступать в монастырь без отцовского благословения, направила её в Глинскую пустынь — за советом к тамошним старцам. Прозорливец дал девице такое наставление: «Не смущайся, молись за родителей, и увидишь — они дадут тебе своё благословение, да и в гости к тебе приезжать будут».

Вскоре у Иадора начались случаться в хозяйстве одна за другой неприятности. Пошёл он как-то на поле — а там неожиданно бык издох, вслед такая же участь постигла коня. Понял хозяин: это неспроста, се ему за дочь наказание. Поехал он за советом к правящему владыке, после чего привёз в монастырь щедрую милостыню — и преподал дщери своё отцовское благословение.

В 1928 году (по другим данным в 1926 или в 1929-м) Нила приняла монашество с именем Аполлинария. Мантийный постриг осуществил благочинный Козельщинского округа архимандрит Александр (Петровский), позже ставший её духовным наставником.

Монахиня Аполлинария (Новомодная)

Аполлинария Новомодная была ревностной, предельно строгой и мужественной монахиней. Долгое время она опекала отца Александра (Петровского), ставшего затем епископом. Впоследствии её стопы, как келейницы этого владыки, неустанно следовали за ним — через презрение и нужду, притеснения и угрозы. Разделяя со своим наставником его мытарства, матушке приходилось также зарабатывать на хлеб насущный в миру: как свидетельствуют архивные документы, она «с 1931 по 1941 год служила в домработницах в г. Киеве, Виннице и Харькове. С 1938 года работала санитаркой в 16 поликлинике г. Харькова».

Матушка Апполинария была рядом с владыкой Александром вплоть до мученической кончины святителя в тюремных застенках Харькова зимой 1940 года. Похоронив любимого архипастыря, Христова невеста вернулась на Полтавщину, где тайно подвизалась монахиней в миру. После открытия Полтавского Крестовоздвиженского монастыря она стала его насельницей (числится в реестрах этой обители с 1942 по 1952 год) и несла послушание певчей. В 1991-м матушка окончила свой труднический путь в селении Кобеляки, где и похоронена на городском кладбище.

Судьбы других чад супругов Иадора и Татьяны Новомодных сложились по-разному. Их единственный сын Иоанн во времена сталинских репрессий был арестован и, согласно свидетельствам матушки Серафимы, выслан за пределы Украины. В книге «Реабилитированные историей» о нём сказано следующее: «Новомодный Иван Иодорович, 1909 г., с. Демьяновка Семеновского р-на Полтавской области, из крестьян, образование начальное. Проживал в с. Демьяновка. Без определенных занятий. Арестован 15 декабря 1937 года. Осужден Особой тройкой при УНКВД Полтавской области 27 декабря 1937 г. по ст. 54—10 1 УК УССР к расстрелу с конфискацией личного имущества. Приговор исполнен 2 января 1938 года. Реабилитирован Полтавской областной прокуратурой 4 мая 1989 г.» В сем сухом официальном тексте — вся судьба человека, трагическая, и, безусловно, мученическая. Честный труженик своей Родины невинно пострадал от своего безбожного государства…

Монахиня Домникия (Новомодная)

Две другие дочери семейства Новомодных в 50-е годы стали на путь монашества; одна из них приняла в Полтавской Крестовоздвиженской обители постриг с именем Магдалина, а другая, Домникия, была там послушницей. Испив горькую чашу, выпавшую на долю этой святыни в 60-е годы, после закрытия оной они осиротели. Свой монашеский крест сии сестры донесли в миру, поселившись в Кобеляках. Там они и упокоились.

Одна из дочерей Новомодных, Иулиания, вышла замуж. В браке Господь послал ей сына Николая и двух дочерей — Ольгу и Татьяну. Последние также стали невестами Христовыми, некоторое время они смиренно подвизались в Пюхтицкой Успенской обители (Эстония), где и приняли постриг с именами, соответственно, Людмила и Серафима. Затем сестры поступили в Иоанновский ставропигиальный женский монастырь г. Санкт-Петербурга, где одной из них, Серафиме, Господь вручил высокий жребий — в 1992 году она была возведена во игумении северной обители (и является ею поныне).

Монахиня Магдалина (Новомодная)

Престарелая мать пожелала быть рядом с дочерьми. Приехав в этот монастырь, она постриглась здесь в монахини, а затем приняла Великую схиму с именем Гавриила. Там же 20 апреля 2011 года, в Страстную седмицу Великого поста, на 99-м году жизни маститая схимница преставилась в Вечность.

В семье Новомодных были ещё две дочери — Анастасия и Параскева. Их жизненный путь протекал в миру. Будучи простыми сельскими женщинами, они сохранили традиции родового благочестия, трудолюбия и христианской простоты души. Анастасия похоронена в г. Кобеляки, рядом с могилами своих сестёр-монахинь. А Параскева упокоилась в родной Демьяновке, где и находится её погребальное место. Следует отметить, что она ушла из жизни в возрасте 96 лет. Собственно, долголетие присуще многим представителям рода Новомодных, и есть не что иное, как дар Божий за жизнь в Боге и за почтение родителей.

Рождение самого младшего дитяти стало для Иадора и Татьяны Новомодных абсолютной неожиданностью. Мать почувствовала его биение под сердцем на 48-м году своей жизни. Разумеется, она крайне смутилась и, естественно, заволновалась: как им с уже немолодым отцом поднять это чадо? Даже немного обиделась на мужа, что все так случилось. Узнав о непраздности жены, Иадор принял все это как из руки Божией, ободрил супругу и возложил своё упование на волю Господню. После этого, как и при всех других беременностях Татьяны, он спал в клуне, дабы сохранять супружескую чистоту, пока жена вынашивала ребёнка. (Здесь уместно добавить, что он также поступал и во время всех постов, что подчёркивало его истинную религиозность).

Родилась девочка. Её появление на свет было тоже необычным. Это случилось, когда Татьяна управлялась с коровой: как рассказывала позже сама матушка Серафима, она буквально «выпала» на сено. Роды были стремительными и необычно лёгкими. При крещении чадо нарекли Неонилой отнюдь не случайно: этого пожелал отец, дабы оставить в семье имя ушедшей в монастырь старшей дочери, которая, напомним, получила при постриге имя Аполлинария. Таким образом, в семье Новомодных было две Нилы — самая старшая и самая младшая.

Последняя росла жизнерадостным и подвижным ребёнком. Девочка была голосистой, как звоночек, и являлась утехой для всего семейства. Будущая невеста Христова воспитывалась под кровом дома, над которым было Божье благословение и где постоянно царили спокойствие, добродушие, любовь к порядку, а также особое прилежание к труду. В семейном кругу отроковица получила и первое образование, а затем окончила три класса начальной сельской школы. Ещё в раннем возрасте в её сердце вспало желание устроить свою жизнь в монастыре. Воспитана в строгости христианских нравов и истовом благочестии, она избрала сей путь отнюдь не в те годы, когда что-либо могло этому способствовать. Наоборот, времена были крайне безбожные, но это ничуть не смутило Нилу.

ледует отметить, что её детство было связано со многими людьми, ставшими впоследствии исповедниками христианства и мучениками за веру. Самое яркое впечатление отроческих лет осталось у неё от архимандрита Александра (Петровского) — духовного наставника её старшей сестры-тёзки. Будучи высокообразованным и глубоко религиозным человеком, он весьма много способствовал духовно-нравственному образованию сестёр козельщинского общежития, вдохновлял их на мужественное стояние в Православии и взращивал в их душах непоколебимую веру в милосердие Божие. Отец Александр обладал прекрасным голосом, которым славил Творца «и за скорбь и за радость», имел удивительный дар слова, чем утешал своих ближних в тяжкие годы церковных предательств и измены вере.

Добрый и радушный священник очень любил маленькую Нилу Новомодную, а она, в свою очередь, обожала его всей своей детской непосредственностью. Поступки и все поведение отроковицы свидетельствовали: у неё не было сомнения, что пред ней Великий батюшка. С присущей детству Божьей чистотой и восторгом она устилала ему дорожки цветами как владыке — в то время, когда он был ещё архимандритом, и громко пела «Аксиос», тем самым предвещая его особое архиерейское будущее.

Первым жестоким ударом судьбы для юной Неонилы было полное уничтожение Козельщинской обители и его скита, посещением которых она жила. Водночасье все рухнуло: не стало уютного «Обитка», любимого батюшки, заботливых матушек. Желание постоянно быть рядом с монашествующими осталось в те годы для Нилы только мечтой. В 1932 году последовало окончательное изгнание козельщинских монахинь; они разошлись по миру, практически не находя где преклонить главу. Архимандрит Александр был отозван в Харьков, где его крестный путь (уже в сане архиепископа) мученически закончился в Холодноярской тюрьме.

Преподобномученица Олимпиада

Игуменья закрытого монастыря Олимпиада ІІ в течение нескольких лет вынуждена была скрываться в Полтаве. Мужественная исповедница собрала воедино изгнанных сестёр из разных монашеских очагов и организовала небольшой подпольный монастырь. В 1938-м бывшая настоятельница была арестована, стойко прошла темничные мытарства, после чего 2 июня того же года была расстреляна в урочище Трыбы под Полтавой.

Касательно личности Неонилы Новомодной (младшей), то именно в «Обитке» она получила своё духовное становление и укрепила свой жизненный ориентир. Позже её судьба, словно осколок зеркала, отобразит на себе все страдания и язвы, взлёты и радости родной для неё и единственной Козельщинской обители. Претерпевая неисчислимые трудности, Христова избранница твёрдо перешагнёт через все препятствия безбожной эпохи и бережно донесёт нам, современникам, знамя истинной веры.

«Да даст ти Господь по сердцу твоему и все намерения твои да исполнит» (Пс. 19, 5)

Неонила Новомодная (младшая) жила в родительском гнезде до начала 40-х годов. Она была послушной и заботливой дочерью, с любовью опекавшей немощных родителей. В 1935 году, в 75-летнем возрасте, умер её отец, а через пять лет преставилась и мать, прожившая 70 лет.

В период Великой Отечественной войны, узнав о возобновлении козельщинского Божьего удела и создании там сестринской общины, осиротевшая девица сразу же устремилась к желанной святыне. Оставив мир, к которому её сердце не лежало, 23-летняя молодая особа твёрдо решила навсегда удалиться в монастырь.

Её любимая обитель, хотя и возрождающаяся, переживала отнюдь не лучшие времена и нуждалась во всем. В конце октября 1941-го козельщинские монастырские здания, занятые в безбожное лихолетье различными организациями и учреждениями, опустели. В скором времени в одном из них собрались бывшие насельницы обители, жившие неподалеку и стремившиеся по личному устремлению своих душ и просьбам мирян, возобновить монашеское бытие. Достаточно быстро, наскоро, была восстановлена и освящена в прежнем монастырском помещении Спасо-Преображенская церковь. Уже 12 ноября 1941 года прибывший в Козельщину игумен Митрофан (Борблик) отслужил в ней первое богослужение. Вспыхнула свеча ежедневной храмовой молитвы — к Божьему уделу потянулся поражённый военной кровавой бедой окрестный люд.

7 августа 1942 сестры избрали из своей среды старшую — матушку Феофанию (Зонову), нёсшую в прежние монастырские годы послушание письмоводительницы. Резолюция Преосвященного Вениамина (Новицкого), епископа Полтавского и Лубенского № 276 от 24 августа того же года утвердила восстановление Рождество-Богородичной обители, а через четыре месяца, 23 декабря 1942 года монахиня Феофания была возведена в сан игумении. Именно она и приняла в лоно монастырских насельниц новоприбывшую Неонилу Новомодную.

Тяжкое бремя легло в те годы на плечи более чем полусотни невест Христовых. Ужас войны, страх вражеской оккупации, презрение окружающих — это то, что довлело ежедневно. А ещё регулярные физические нагрузки, ибо ремонтные и хозяйственные дела, далеко не женские, сестры делали сами, без подмоги. Таскали непомерные тяжести, рубили, пилили, латали дыры… К тому же зачастую прозябали в холоде и голоде. Но при всем этом ежечасно чувствовали невидимую защиту и укрепляли свою немощь соборной молитвой.

Осенью 1943-го фашисты начали отступать. Старожилы рассказывали, что во время пребывания в Козельщине, немцы несколько раз видели в своих военных расположениях женскую монашескую фигуру и, принимая Её за разведчицу-шпионку, упорно стреляли, но пули отлетали прочь. В злобной агонии они подожгли помещения, некогда принадлежавшие обители (12-ть из них безвозвратно погибло в огне). Во время перестрелок с наступающей Красной Армией корпус Рождество-Богородичного собора, до неузнаваемости поруганного советской властью, был повреждён снарядом. Кроме того, местное население его регулярно грабило под всеобщий хаос и шумиху: снимало с крыши железо и сваи, выносило изнутри оконные решётки, замки, доски, гвозди…

За сохранения двухэтажного монастырского здания, в котором находился восстановленный Преображенский храм, матушки боролись изо всех сил. Во время отхода немцев они двое суток творили неусыпную молитву, день и ночь служили акафистное пение Царице Небесной. Позже, в описательной характеристике, составленной для отчёта в Епархиальное управление, игумения Митрофания сообщала: «В период отступления немецких войск сестры с риском для жизни оставались на своих местах, двое суток оберегали здания от пожара, который бушевал кругом, тушили солому, подложенную для поджога, обкладывали мокрым рядном места, опасные для огня, и таким образом отстояли церковь, здания и амбар с хлебом хозяйства». А в письме к правящему Владыке мать-игуменья добавляла: «Осиротелые, беспомощные, робкие, не зная, имеем ли мы право на своё существование, мы отстаиваем свои права, не имея твёрдой почвы под ногами, с единой Верой и Надеждой на помощь Царицы Небесной и волю Ея о нас, быть нам на месте, т. к. только Ея чудом мы целы и невредимы среди всех ужасов агонии отступавших немецких войск. Несмотря на их требования выезда из обители и угроз уничтожения здания, мы оставались на своих местах, положившись на волю о нас Царицы Небесной, для чего-то собравшей нас вторично, с решимостью, если нужно, то и умереть, но не бросать обители».

С отступлением захватчиков жизнь сестёр практически не изменилась к лучшему. В 1943 году верхний этаж двухэтажного монастырского здания был освобождён для нужд Красной Армии, а вскоре, по распоряжению местных властей, его отдали под школу. Матушки, теперь уже в количестве 86 человек, ютились в полуподвальной части корпуса и частично на его первом этаже. Рядом с кельями находился Спасо-Преображенский храм. Ученики, пропитанные духом антирелигиозного воспитания, умышленно громко кричали, шумно бегали, свистели и стучали, дабы нарушить церковный покой. «Эта необузданная орда, — писала Владыке о школьниках настоятельница Феофания, — не признает ни дисциплинарных воздействий, ни простых правил приличия и культуры. В наш собор они бегают на переменах, до и после уроков разбивают уцелевшие остатки мраморного иконостаса и решётки, которые представляют большую ценность, устраивают под дверями церкви и в ней себе уборную, отвечая на все замечания грубой бранью». Монахиням долгое время приходилось всё это терпеть и молчаливо смиряться с подобной участью.

Следует подчеркнуть, что в период Великой Отечественной войны козельщинские насельницы изо всех сил старались всячески помогать фронту, детям-сиротам и военному лазарету. Они отсылали туда собственноручно связанные носки, рукавицы и сшитые тёплые вещи, а также, при всей своей бедности, умудрялись собирать финансовую помощь и отправлять на нужды передовой. Своей земли у них не было, ибо она находилась в колхозных фондах. В ответ на многократные хлопоты игуменьи выделить для пользования обители хотя бы 10 десятин земли, от Уполномоченного по делам религий поступал постоянный отказ. Только несколько раз монахиням все же давали маленькие участки поля, да и то — поздней весной, когда возделывать почву и сеять было уже поздно, поэтому они выращивали лишь только овощи. Зачастую сестрам приходилось трудиться на колхозных угодьях в период летней уборочной страды, дабы получить продукты пропитания. Позже им разрешили брать в аренду с весны до осени небольшой земельный участок. Монахини также принимали заказы от населения по рукоделию в обмен на сельхозпродукты. После восстановления деятельности козельщинского «Швейпрома» 34 малотрудоспособных матушек перерабатывали шерсть, вязали с них тёплые изделия и получали за это зарплату.

Уместно заметить, что при всех тяготах монашеского жития в годы Великой Отечественной войны и в послевоенный период дух козельщинских сестёр был достаточно оптимистичен и бодр. Немаловажным подспорьем для этого служило регулярное молитвенное общение насельниц с тогдашними духовниками обители. Ими были священники, прошедшие многолетние этапы гонений. Пережитое выплавило у сих пастырей непоколебимую веру и утвердило незыблемое христианское исповедничество. К числу таких относились: иеромонах Полихроний (Домбровский), отозванный позже, в 1947 году, из Козельщины в Киево-Печерскую Лавру, насельником которой ранее являлся; иеромонах Верхотур (фамилия неизвестна), воспитанник Киево-Печерской Лавры, прибывший в обитель в 1948 году после 10-летней ссылки.

Особо почитаемым монастырским священником был архимандрит Иероним (Серго Иоанн Васильевич), прошедший три этапа тюрем. Последние подорвали его здоровье, он был крайне немощен, но из последних сил старался служить в обители.

В 1948 году из Мурома в Козельщину приехал на постоянное жительство протоиерей Иллиодор Данилевский. В конце 20-х годов он, вместе с матушкой Митрофанией (Зоновой, позже ставшей игуменьей), был отправлен в ссылку за отказ лжесвидетельствовать о надвратной монастырской иконе, заплакавшей тогда кровавыми слезами. Испытав немало изгнаннических мытарств, он подставлял пастырское плечо людям неуверенным, унывающим, немощным в вере.

Неоднократно возносил свои молитвы в Спасо-Преображенском монастырском храме и иеродиакон Фиона (Яцура), воспитанник Полтавского Крестовоздвиженского монастыря, монах глубоко аскетической и высокодуховной жизни, и, кроме того, безбоязненный исповедник Православной веры.

Схиигумен Адриан (Антонов)

Но, пожалуй, самой яркой личностью среди служителей Божьего престола Рождество-Богородичной святыни был схиигумен Андриан (в миру — Иулиан Яковлевич Антонов). О нем уместно рассказать подробней. Батюшка был родом из Саратова. По преданию, дошедшему к нам от монастырских монахинь, в том числе и от матушки Серафимы, в молодые годы, ещё задолго до революции, он работал циркачом и имел невесту. Однажды, во время переправы трупы артистов через Днепр под Киевом, его любимая девушка утонула. Убитого горем Иулиана утешил настоятель Киевского Ионовского Свято-Троицкого монастыря схиархимандрит Иона (выходец из посада Крюкова Полтавской губернии). Провидя в юноше великого подвижника, он благословил его на монашеский путь. Так отец Адриан ещё в дореволюционные времена стал насельником столичной святыни. В 1927 году его перевели на Полтавщину, в Свято-Покровский скит, принадлежавший Киевской Свято-Троицкой обители и находящийся на хуторе Гноевой (некогда Кобеляцкого уезда), что неподалёку от Козельщины. В 1930-м этот церковный оазис был начисто уничтожен, а его насельников постигла горькая участь. Не миновала она и архимандрита Адриана. Смиренному молитвеннику и великому аскету суждено было пройти многолетние испытания тюрьмами и ссылками, гонений и презрений. Они пошатнули здоровье и физическую крепость монаха, но отнюдь не сломили его сильный дух.

В годы военной разрухи Господь привёл подвижника в Козельщинскую обитель. Старенький, невысокого роста, тихий и кроткий схимник молитвенно опекал молодую сестринскую общину с первых дней её воссоздания. Невзирая на свои преклонные годы (в начале 40-х ему было уже за семьдесят) и немощные силы, он почти ежедневно служил, а при необходимости — совершал и требы.

Творец одарил этого священника даром провидения и познанием тайных глубин человеческих душ. К нему отовсюду тянулся страждущий люд: одни приходили на искреннюю исповедь, другие — за советом и под благословение, иные шли узнать — как молиться за фронтовиков — как за живых, или как за мёртвых. Богомольцы поражались редкой прозорливости предельно смиренного отца Адриана и необыкновенной силе его молитвы. Часто замечали — батюшка юродствует. А однажды сослужащий старцу священник увидел его в алтаре несколько приподнятым над землёй и окружённым неземным сиянием.

Схиигумену Адриану было открыто упразднение в конце 40-х годов Козельщинской обители. Накануне печальных дней он узрел, как с запрестольного образа сошла Царица Небесная и медленно вышла из храма. В момент закрытия монастыря батюшка всячески поддерживал сестёр, но ехать с ними в Лебедин по крайней своей слабости уже не мог. Последние годы своей жизни схимник провёл в Кобеляках, где в 1953 году почил и был похоронен на городском кладбище.

(Продолжение следует)

Мгарский колокол

Комментарии запрещены.